Герои и свидетели войны: А. И. Парамонов
Моя бабушка, Людмила Александровна Швецова, родилась в Кинешме. Это город на берегу реки Волги в Ивановской области. Во время войны она училась в школе. Когда началась война, бабушка закончила 4-й класс. Ей было 12 лет. Моя бабушка умерла 7.09.2019 года, в возрасте 90 лет. Какое счастье, что я в записывала ее рассказы! Все, что я знаю о судьбе моих родных – я знаю из них. Ей слово.
***
Я перешла в 5 класс, когда началась война.
В день, когда объявили о начале войны, родителей дома не было, уехали заготавливать дрова. Радио у нас во всем доме было только у одного электрика. Вечером, часов в 9, все вдруг закричали: «Война, война!».
Какие-то деньжонки у меня были, мама оставила. На них я в тот день купила хлеб. Это был последний свободный хлеб, без талонов…
***
Отца моего звали Александр Иванович Парамонов. Он родился в 1907 г. и был младше мамы на 10 лет. Родился в Питере, отец его был революционером, устраивал стачки на какой-то фабрике в Питере, однажды его арестовали, так и сгинул. Мать тоже умерла. Вырос отец в детском доме.
Чем уж так завлек мою маму отец, не знаю. Она долго замуж не выходила. Когда собирались у нас ее подружки, они многих вспоминали кавалеров. Но ни один ей не нравился, пока отца не встретила.
Отец все время учился, был передовой, большевик. Водки не пил, и не курил. Если его заставят глотнуть – ему сразу плохо, до потери сознания.
Работал папа машинистом, водил паровозы. Ездил недалеко, по маршруту «Кинешма – Иваново». С мамой они ссорились оттого, что он ничего не привозил из своих поездок. Другие-то то дрожжи, то галоши привозили…
Отец был осовмильцем (сочувствующим милиции, по-современному – дружинник), потом бросил паровоз и вообще ушел работать в милицию. Ловил спекулянтов, которые приезжали в Кинешму. Наша станция была последней, поезд заезжал в тупик и отец отлавливал спекулянтов: раскрывал чемоданы, арестовывал, отбирал. Все отобранное он честно сдавал, в то время как дома жили бедно.
Отец ушел на фронт в августе. У милиции была бронь, но он пошел добровольцем. Получили мы от отца одно-единственное письмо, больше о нем ничего неизвестно. Воевал под Москвой. Пропал без вести...
***
А мама, Фёкла Прокопьевна, осенью заболела очень сильно. Так сильно, что врач из амбулатории, который пришел ее смотреть, вызвал лошадь и отвез ее в больницу в Иваново (что-то с почками). И мы остались одни: я (12 лет), и младшие братья Толька (8 лет) и Левка (10 лет). Мама пролежала в больнице всю зиму.
У нас была очень хорошая учительница, наша классная руководительница, Елизавета Васильевна Коршунова. Она вызвала меня, поговорила, выяснила, кто всех нам ближе. У мамы была глухая подруга, Анна Куприяновна, у которой был сын прокурор, муж на высоком посту. С ее помощью Елизавета Васильевна оформила опекунство над нами и получала для нас пособие. Каждую неделю она выдавала мне деньги под расписку.
Осенью стали в классе собирать посылку на фронт из домашних кулинарных изделий – печенье там всякое. Мне нести было нечего... А потом оказалось, что собирали не для фронта, а для нас!
Позже, когда уже были талоны, у Витьки Жеребцова из нашего класса как-то потерялись в начале месяца все карточки. А них 5 человек детей! Елизавета Васильевна собрала нас и рассказала, какое случилось несчастье. И спросила: «Может, мы поможем?» Все, конечно, согласились! Нам в школе в день выдавали маленький кусочек хлеба и чайную ложку сахара. Мы попросили нашу буханку не резать, а отдавать Витьке. Мы их поддерживали целый месяц, и никто из ребят не обижался.
***
И так Елизавета Васильевна нас воспитала, что когда она сама заболела, мы уже знали, что делать. Мы брали неразрезанную буханку хлеба, которую получал класс, и относили ее на рынок, чтобы продать. А на вырученные деньги покупали сметану или масло, или еще что-нибудь, чтобы отнести нашей классной и хоть немного поддержать ее.
***
Шла война, школы все закрывались, нечем было отапливать, да еще заняли школы под госпиталя. Заниматься ходили два раза в неделю, в школу глухонемых. Сидели в варежках, шубах. Ужасно было. Больше часа заниматься не могли, было у нас по одному уроку.
И дома было холодно, карточки кончались за несколько дней до получения новых. Порой питались по нескольку дней только колотым сахаром, хоть его тоже давали мало…
***
Когда вернулась мама, ее на работу не взяли – дали инвалидность. Чтобы как-то прокормить себя и троих детей, она стала торговать сахарином, кто-то ей дал в долг. Где-то она достала папиросную бумагу. И все мы сидели, раскладывали порошок в папиросную бумагу и мама его продавала. Ездила даже на поезде. Еще она покупала легкое, печень, почки на рынке. Чистила, варила, резала кусочками и продавала. Я тоже ходила продавать. А бульон сами ели. Бросит мама крупу какую, и готов суп.
Иногда мы ходили в чайную, там давали суп, второе и кусочки хлеба. Мы суп и второе съедали, а хлеб продавали. Потом на эти деньги обедали на следующий день.
***
Летом мы с мамой вдвоем ходили за ягодами. Много собирали, и все время продавали вечером на вокзале землянику, чернику, малину. Сами ели только грибы, если попадались, ягоды все продавали. Уходили очень рано, еще затемно, ходили далеко. Мама очень хорошо ориентировалась в лесу и по солнцу, и по местности. Не было случая, чтобы мы заблудились.
Один раз с нами напросилась Анна Куприяновна, та мамина глухая приятельница. И в какой-то момент мы не усмотрели, и она отошла от нас. Напугались страшно, а кричать бесполезно – глухая, не услышит. У нас была собака, Кузьма (папа очень любил животных). Мама сказала ему: «Ищи!». Кузьма побежал, поискал и вернулся. Сел, смотрит на маму, хвостом машет, только что не говорит. Потом встал и побежал, и прямо к Анне Куприяновне нас привел. Стоит она себе в малиннике, ягоды срывает. Ничего мы ей говорить не стали, а сами наблюдали тщательнее, чтоб ее не потерять.
А однажды нас напугал, наверное, дезертир. Слышим, кричит кто-то: «Братан, иди сюда, здесь ягоды и ягодницы». Мы головы-то подняли: ба, стоит мужичина и смотрит на нас. Я закричала: «Папа!». Мы с мамой так и договорились, чтобы в минуту опасности делать вид, что с нами отец. Я кричу: «Папа!», а она кричит: «Кузьма!». Кузьма появился, а этот мужик закричал: «Не ходи, братан! Тут и папа, и Кузьма, и собака». И ушел в чащу. Но мы напугались сильно. Шли потом с мамой и думали, кто бы это мог быть. Решили, что это дезертир скрывается в лесу: у него ни корзинки, ничего другого не было.
***
На войне сгинул не только отец. На фронте погиб мамин племянник, Григорий. Тетя умерла рано, и Гриша жил у нас. Помню, я училась в 3 классе, нас в пионеры принимали. Грише было тогда лет 16, он учился в ремесленном училище. Я очень хорошо помню, как он меня поздравлял с принятием в пионеры. Перед войной его взяли в армию, служил он в Белоруссии. Незадолго до начала войны мы получили от него письмо. Он писал, что их отправляют на фронт, неизвестно куда. Война тогда еще не была объявлена... Погиб Григорий в первых числах войны.
Под Сталинградом едва не погиб мамин брат, дядя Ваня. После одного из боев он все ночь пролежал на земле. Когда его нашли под утро, все внутренности перемешаны были с землей и снегом. Долго его лечили, выжил чудом. Вернулся домой он уже после войны, в 1946 г.
***
Тяжелое время было, но все равно, как-то жили, и друг другу помогали.